Вампиры [Vampire$] (ЛП) - Стикли Джон

— И третий этап? — спросил Феликс. — Ты знаешь тогда?

Даветт устало кивнула.

— Ты знаешь. Притворство кончилось. Он дает тебе понять. Он позволяет тебе увидеть это. И видеть это ужасно, те вещи, что они проделывают с живыми, как ужасно они улыбаются, когда они уродуют нас. И…

Она задремала, глядя на что-то, видимое только ей.

— «И»… — мягко подтолкнул Феликс.

Она посмотрела на него и ее улыбка была мрачной и натянутой.

— Может быть, худшая часть — это не знание, … попускание. Хуже всего то, что ты понимаешь, ты знала, ты всегда знала, глубоко внутри себя, с самого начала. Это не ведьмовство, сексуальная часть. Это есть у всех и это может быть прекрасно. Это глубже.

— Это основополагающе.

— Это Зло.

— И ты всегда это чувствуешь, какая-то часть тебя знает, когда это касается тебя.

— Всегда.

Она помолчала несколько секунд. Затем она вздохнула, сделала глоток.

— Хорошей новостью является то, что последний этап редок.

Джек Кроу заговорил впервые за все это время.

— Почему это он редок?

— Потому, что к тому времени, большинство людей мертвы, — ответила Даветт, глядя на него.

И Джек откинулся назад, словно ожидая ответа.

— Итак, — начал Феликс еще раз, — ты наркоманка сейчас?

Она посмотрела на него.

— Весьма изрядная. Но в течение следующей недели это… Следующих десяти дней…

Неделя, она подумает об этом позже. Неделя, десять дней…

Это все, что нужно, чтобы ее прежняя жизнь исчезла.

Через неделю она узнала, на что это похоже, быть раздразненной. Через десять дней она поняла, что такое конец поводка. Ее жизнь уменьшилась до единственной ночной точки. Она никогда никуда не ходила. Она никогда не видела солнечного света. Она ни с кем не разговаривала кроме Росса, Китти, Тети Виктории и слуг. Она написала одно письмо. В свой колледж. Менее чем за месяц до окончания обучения, и она написала им, что она не вернется.

Жизнь кончилась.

Он дразнил ее, будучи особенно очаровательным одну ночь, давая ей больше, чем просто ее долю внимания. Он был остроумным, он был нежным, он сжигал ее этим своим взглядом. Затем, внезапно, он уходил.

Она не спала до рассвета. Томилась.

В одну из ночей он вообще не показался. Обе женщины сидели, разговаривая, надев свои самые нокаутирующие наряды — для Росса, предпочитающего видеть их расфуфыренными или обнаженными — всю ночь, ожидая его, чтобы продемонстрировать.

Но он так и не пришел.

Это было не то, как если бы он действительно обещал быть той ночью. Но он был там каждую ночь. Даже если просто дразнил их. К концу ночи обе подруги больше не разговаривали. Они молча сидели перед огромным камином. Обе они знали тогда, подумала Даветт позже. Обе знали, что это было безумие и бесконечная тьма. И если бы он не появился, хотя бы несколько ночей подряд, они были бы свободны. Или, по крайней мере, осознали бы достаточно, чтобы инстинктивно бежать.

Он вернулся на следующую ночь, извиняющийся и очаровательный и, позже, устрашающе восторженный, как никогда.

Они принадлежали ему.

Его собственность.

Его игрушки.

И зачем нужны хорошие игрушки, если с ними не играть?

— Вы можете заставить желать вас любого мужчину, — сказал Росс, улыбаясь, — из центральной кабины Дель Фреско.

И они были всецело окружены его вниманием, потому, что это была такая ночь. В самый первый раз он вывел их в свет!

Длинный черный лимузин. Длинностеблевые розы. Великолепный, облаченный в смокинг Росс сопровождает их через входные двери знаменитого ресторана. Дель, собственной персоной, там, чтобы поприветствовать и провести их в эту классическую столовую с ее резной мебелью красного дерева и коврами, в которых утопали ноги и безупречными бриллиантами яркого хрусталя и людьми! Tо, как они глазели на всех троих. Глазели и (леди просто знали это) завидовали. Даветт была одета в свое лучшее платье и она никогда не чувствовала себя такой красивой или привлекательной или, скажем, гламурной… за всю свою жизнь. Китти была неотразимо прекрасна сама по себе, хотя и немного бледной, и прием, оказанный им, оказался еще лучше, чем обычный стандарт Дель Фреско. Официанты положительно роились вокруг них.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы можете заставить любого мужчину желать вас, — повторял Росс. — Любого мужчину. Не просто желать вас. Жаждать вас! — При последних словах он наклонился вперед над канделябом со свечами, излучая на них энергию и они задрожали.

Потому, что это было так захватывающе! Снова выйти в свет и во всем блеске. Чтобы почувствовать себя настолько желанными — и Росс видел это, они почувствовали это прежде, чем они покинули дом Даветт. Они чувствовали себя как кинозвезды, как… сирены!

— Позвольте мне рассказать вам, как, — затем продолжил Росс. — Во первых, вы должны хотеть его. Или, по крайней мере, представьте, что вы хотите.

И так это началось.

Теперь, они были в его мире. И все, что он предлагал, было захватывающим, а так же приемлемым. Каждое указание казалось забавным или, по крайней мере… безобидным. Безобидный секрет между тремя, что-то, что в действительности… не засчитается. («ибис, ведущий счет твоим делам, этого не запишет»). Было легко поверить, что это не в счет. Это было все равно так нереально.

— Представьте себе, — промурлыкал Росс, — что эти двое мужчин, в кабинете за моим левым плечом, настолько динамичны в постели, что вы не смогли устоять перед ними.

И женщины взглянули через плечо на двух мужчин в кабине. Они были намного старше, за пятьдесят. Даветт сразу подумала об отцах своих друзей, и хотя вид пожилых мужчин был достаточно приятным, вся идея, концепция всего этого, показалась ей кровосмесительной. Один из них был высоким, даже сидя, с седыми висками и в прекрасном темном костюме, который казалось светился при свечах. Он был худым и стройным и довольно отчужденным. Второй мужчина был пониже, не намного выше, чем догадалась Даветт. Он начал терять волосы сверху и набирать вес посредине, но у него была теплая улыбка и дружелюбный взгляд. Hа нем был спортивный пиджак вместо костюма, но такого же высокого качества, как и наряд его компаньона.

Не для меня, подумала она.

Но затем Росс снова замурлыкал, замурлыкал этим Голосом, и каждая мысль, казалось, резонирует с их мозгом.

— Нет, они не так молоды, как хотелось бы. Они не то, что вы бы выбрали. Разве это не то, что делает приключение таким захватывающим? Разве это не декаданс? Эти старики, достаточно пожилые, чтобы быть вашими отцами, смогут заполучить вас в свои руки и заставить вас петь. Ты не сможешь противостоять этому. Спустя какое-то время ты перестанешь этого хотеть. И ты знаешь это. Ты знаешь, что будет. Ты будешь трепетать и дрожать под их пристальным взглядом. Ты будешь делать такое, что сама не сможешь поверить в то, что ты это делаешь. Но ты все равно это сделаешь. Ты будешь подчиняться каждой их команде. И, что еще хуже, тебе это понравится. Ты увидишь, как ты проделываешь эти ужасные вещи — как бы со стороны — и ты будешь потрясена и смущена… но и потрясающие плотские радости прокатятся сквозь тебя, потому, что ты действительно доставляешь их! Вы! Леди! Правильные юные леди, сданные напрокат в эти руки… Боже мой, думаешь ты, если бы люди с которыми ты выросла увидели бы, как я это проделываю! Они не поверили бы своим глазам! Позор! Позор!

— И все же… Да! Пусть они увидят меня! Я хочу, чтобы они увидели меня, извалявшуюся шлюху и свободную, наконец!

Даветт перестала говорить и ее голова упала и в комнате мотеля наступила тишина. Затем, со все еще опущенной головой, она попыталась объяснить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она попыталась объяснить, что вампиры говорят правду. И она знает, она говорила все это раньше, но она… только… хотела… чтобы все… поняли. Это была не Истина. Это была всего лишь часть — маленький кусочек, правда, но… Но люди, как цветовой спектр, знаете? В них есть все цвета, а у некоторых есть больше оттенков, чем у других, но у всех есть какие-то оттенки и Росс, вампир, мог сделать этот оттенок ярче и сильнее прочих и… И, да, он был там! У него было с чем поработать. Но это не значит, что я на самом деле… Или, что кто-то на самом деле…